Дороги! Мать твою налево:
Кошмарный сон, верста к версте…
О Александр Сергеич, где Вы?
У нас дороги — ещё те!
Лет чрез пятьсот дороги, верно,
У нас изменятся безмерно,
Так ведь писали, помню, Вы?
Увы! Вы, видимо, правы!..
Что там Лондоны и Парижи,
Что Штаты, плёсы, авеню?
Россия мне дороже, ближе —
Я ей вовек не изменю!
Зачем скрывать, что всем известно?
В Москве есть много чудных мест
Но я, друзья, признаюсь честно:
Известен мне один подъезд.
Быть может, что мое писанье
В такие руки попадёт,
Что эти строки с содроганьем
Прочтет читатель, коль дойдет
Не надо морщиться, не надо
И ложных выдвигать идей.
Подъезда этого ограда
Великих видела людей
Пусть «через шею», а закуской
Рукав служил порою нам,
И счастлив был в той келье русской
И благодарен тем стенам!.
… Да, жизнь я с шахматной доскою
Сравню. И только ли свою?
Миг — в черной клетке я с тоскою,
Миг — и уж в белой я стою.
Во тьме годов цвет черный тает,
А белый долго глаз хранит.
Поэтому всё улетает
Назад, все в прошлое летит
Ошибку нашу мы исправим
И путь к Татьяне свой направим,
Затем, что ветер сладких грёз
Нас далеко уже занес
Из горлышка
И рад бы обойтись без мата,
Но дело, видно, хуевато:
Село глухое и — Москва:
У Тани кругом голова.
В деревне новый ёбарь — это
Затменье, буря, конец света.
Здесь ёбарей, как в суке блох:
Кишат и каждый, бля, не плох.
Ей комплимент за комплиментом
Здесь дарят (мечутся не зря!)
И, ловко пользуясь моментом,
Ебут глазами втихаря.
Один глядит едва, с украдкой,
Другой — в открытую, в упор,
Походкой мимо ходит краткой,
В углу давно и гул, и спор:
— Да, я б влупил ей, господа!
— Нет, чересчур она худа.
— Так что же, я худых люблю
И этой, верно уж, влуллю.
— Нет, эту вам не уломать!
— Так что ж, я лгу, ебёна мать?
— Посмотрим!
— Хули там, смотри!
Так что же, господа, пари?
Вы принимаете, корнет?
Я захочу, так и минет
Она возьмёт, чёрт побери!
— Так что, пари?
— Держу пари!
Вы искушаете судьбу!
— Через неделю я ебу!
— Минет! Минет! А если нет?
— А если нет — всё отдаю
И целый месяц вас пою…
— Что ж, вызов принят! По рукам!
Дворецкий, дайте-ка стакан!.
Вас рады видеть, милый граф,
Вы опоздали: просим штраф!
— Виват! До дна, мой граф, до дна!
— Скажите, граф, а кто она?
Вон, у колонны. Нет, не та!
Та, что скромна так и проста.
— А, эта? Ларина, корнет:
Впервые появилась в свет!
Что, хороша?
— Да, хороша!
— Но там не светит ни шиша…
— Поручик, слышите?
— Мандёшь!
Умело если подойдёшь…
Но — тсс… друзья, не разглашать!
Пора на танец приглашать!..
Гремит мазурка на весь зал.
Друзья, как я уже сказал,
Что непривычен Тане был
Кутёж московский, жар и пыл.
Поручик же был хват и фат
И пили за него виват!
Не в первый раз такие споры
Он-заключал и побеждал.
Черны усы и звонки шпоры —
Виктории он лёгкой ждал…
Читателя томить не стану:
Она пришла. Да, да, Татьяну
Обгуливал недолго он:
Был хитр, как змей, силён, как слон.
Споил, завел в укромный уголок,
Отделал дважды и в казарму уволок…
----------------------------
На этом — кончен мой рассказ,
Друзья! А в следующий раз…
Ан, нет!.. Во-о-н, подлый критик злые ушки
Уж держит, сука, на макушке:
Чтобы опять меня туда,
Где хлеб, решётки и вода —
Мол, опорочен Гений-Пушкин
И смысл поэмы искажен…
Я не полезу на рожон!
Пусть этот критик и не бог,
Но он, жидок, зело опасен…
Читатель, я с тобой согласен:
Пусть член сосет себе, как йог,
Что преет в шанкре между ног
Адью! До следующего раза —
Да не пристанет к нам зараза!
Лиза, молоденькая невеста 17-ти лет. Очень хорошенькая.
Ваня, жених 22-х лет.
Аксинья, няня, старуха 70-ти лет.
Действие происходит в хорошо убранной спальне, освещенной ночной лампой.